• Предмет: История:История
  • Вид работы: Контрольная
  • Год написания: 2020
  • Страниц: 40

Новая экономическая политика и ее проявления в системе государственного управления

 

ОГЛАВЛЕНИЕ:

 

Введение…………………………………………………………………….3-4

Глава I. Понятие о нэпе и его значение для истории России

1.1. Социально-экономический и политический кризис России в нача-

ле 1920-х годов: условия для перехода к нэпу…………………………….5-6

1.2. Кризисы нэпа…………………………………………………………..6-8

1.3. Ликвидация нэпа………………………………………………………8-10

Глава II. Новая экономическая политика и её проявление в

системе государственного  управления……………………………….11

2.1. Государственное регулирование кооперации в годы нэпа…………..11-26

2.2. Характеристика госаппарата в период нэпа……………………….26-34

Заключение…………………………………………………………………35-36

Список использованной литературы…………………………………..37

Приложения…………………………………………………………………38-41

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

 

«Нэп – самый двусмысленный и фальшивый из советских периодов»

(Б. Пастернак)

Новая экономическая политика (нэп) сыграла определённую роль в истории России. Она была принята весной 1921 года X съездом РКП (б), сменила политику «военного коммунизма» и была рассчитана на восстановление народного хозяйства, а также на последующий переход к социализму.

Главное содержание новой экономической политики таково: замена продразвёрстки продналогом в деревне, использование рынка, различных форм собственности, привлечение иностранного капитала (концессий), проведение денежной реформы 1922-1924 годов, приведшей к превращению рубля в конвертируемую валюту.

Новая экономическая политика быстро привела к восстановлению разрушенного войной народного хозяйства, тем не менее, с середины 20-х годов начались первые попытки свёртывания нэпа. Ликвидировались синдикаты в промышленности, из которой административно вытеснялся частный капитал, создавалась жёсткая централизованная система управления экономикой (хозяйственные наркоматы).

И.В. Сталин и его окружение взяли курс на принудительное изъятие хлеба и насильственную «коллективизацию» деревни. Проводились репрессии против управленческих кадров (Шахтинское дело, процесс Промпартии и др.).

К началу 30-х годов XX века нэп был практически свёрнут.

Актуальность настоящего исследования, с нашей точки зрения, как нельзя более ярко представляет мнение публициста Ю. Буртина [5], который считает, что период нэпа – едва ли не самый сложный из всех периодов советской истории. Продолжая свою мысль, автор пишет: «В то же время именно он (нэп) наиболее значим для нас сегодня – хоты бы потому, что при обсуждении катастрофических итогов последнего десятилетия мы то и дело примериваем на себя новейший китайский опыт, а ведь он – типологически – почти точный слепок с нэпа» [5; 129]. И пусть с момента данного высказывания прошло ещё десять лет, тем современнее звучит сегодня вопрос «А что же изменилось?», «А как сегодня оценивают исследователи события прошедшего времени нашей истории, новую экономическую политику 20-х годов XX столетия?».

Основная цель настоящей работы – изучение тех изменений в системе государственного управления народным хозяйством, которые произошли вследствие перехода к нэпу.

Для реализации поставленной цели, на наш взгляд, необходимо решить следующие задачи:

  1. Выявить работы историков, посвященные проблемам реализации новой экономической политики в системе государственного управления, опубликованные в исторической периодике.
  2. Сгруппировать работы историков по проблемам, которые они изучают.
  3. Показать основные проблемы, которые привлекают внимание историков, подходы и оценки новейшей историографии по вопросу о влияния нэпа на систему государственного управления.

Предметом исследования данной работы является новая экономическая политика – историческое явление 20-х годов XX столетия.

Объект исследования – статьи исторической периодики, посвящённые отражению новой экономической политики в государственном управлении, а именно «Вопросы истории» за 2001-2007 г.г., «Отечественная история» за 2006г.

Для написания курсовой работы использовано 11 источников.

 

 

 

 

Глава I. Понятие о нэпе и его значение для истории России

1.1. Социально-экономический и политический кризис России в начале 1920-х годов: условия для перехода к нэпу

В начале 1920-х годов в России начался социально-экономический и политический кризис, повлекший за собой переход к нэпу.

Политика военного коммунизма после окончания Гражданской войны не отвечала интересам народа.

Крестьянство, получившее землю и поддержавшее большевиков во время Гражданской войны, по мере того как фронты отодвигались всё дальше, начало активно выступать против продразвёрстки, которая продолжала увеличиваться с каждым годом. Недовольство крестьян привело к сокращению посевных площадей, понижению урожайности, уменьшению поставок хлеба государству.

По стране прокатилась волна крестьянских восстаний и антисоветских мятежей: на Украине, в Сибири, Средней Азии, в Тамбовской, Воронежской и Саратовской губерниях. Социальной опорой этих мятежей было крестьянство, недовольное продразвёрсткой. Военный антикоммунистический мятеж моряков в Кронштадте в марте 1921 года был общественно-политическим кризисом, который создал угрозу существования советской власти.

Таким образом, поворот к новой экономической политике (нэпу) был осуществлён под жёстким давлением всеобщего недовольства в стране для нормализации внутриэкономических, социальных, политических отношений.

Нэповские реформы, которые были вызваны глубочайшим кризисом, несомненно, имели его отпечаток. Связка между кризисом и реформой оставалась постоянным и доминирующим фактором на всём протяжении осуществления нэповской политики.

Изначально в нэпе была заложена двойственность и противоречивость между социалистическим и рыночным началами, политикой и экономикой и т.п. (Приложение 1) Первое направление реформ осуществлялось с целью укрепления обобществлённых государственных форм в экономике и подразумевало расширение плановых начал (образование Госплана), усиление государственного контроля и регулирования (деятельность Рабкрина, открытие Госбанка, начало стабилизации валюты), концентрацию производства, расширение распределительных отношений (между ведущими отраслями, крупнейшими предприятиями). Для развития этого направления использовались вся мощь государственных институтов и идеологическое обеспечение в рамках концепции построения социализма.

Второе направление реформ – активизация рыночных, частнокапиталистических отношений. Для этого формировался блок новых по сравнению с военным коммунизмом отношений, создававших иллюзию глубокого коренного пересмотра концепции переходного периода от капитализма к социализму. Для развития этого направления осуществлялся комплекс мер, способствующих функционированию товарно-денежных отношений: переход от продразвёрстки к продналогу, разрешение свободной торговли и частной промышленности, сдача госпредприятий в аренду, концессии, предоставление крестьянству свободы в использовании земли, инвентаря, рабочих рук.

Перспективы данного направления реформ были ограничены по объёму (главным образом в сфере мелкотоварного производства), времени (надолго, но не навсегда), потенциалу роста (без угрозы интересам политического господства диктатуры пролетариата).

 

1.2. Кризисы нэпа

Вместе с тем, в период нэпа стало возникать много сложных проблем. Одна из них – циклический характер экономики с серьёзными кризисами 1923, 1925 и 1927-1928  годов (Приложение 2).

Осенью 1923 года разразился так называемый кризис сбыта. Сельскому населению была недоступна по существующим ценам покупка остро необходимых им промтоваров, которыми были забиты все склады и магазины. Это положение вызвало у крестьян ответную реакцию: они стали задерживать передачу зерна в госхранилища по продналогу. Вскоре большевики были вынуждены восстановить ценовой паритет, снизить отпускные промышленные цены, и кризис сбыта был ликвидирован.

Кризисы хлебозаготовок 1925 и 1927-1928 годов также были вызваны диспропорциями в структурной и ценовой политике правительства по отношению к городу и деревне. Выход из кризисных ситуаций большевики видели, в основном, через призму административных методов регулирования экономики.

В российском обществе второй половины 1920-х годов всё явственней стало проявляться недовольство нэпом со стороны различных социальных групп.

Новая экономическая политика была встречена в штыки партийным и государственным аппаратом, так как ему приходилось отказываться от метода приказных решений. Товарно-денежные отношения требовали гибкой профессиональной политики, знаний, опыта. Назрела необходимость связывать результаты партгосработы с экономической отдачей всего хозяйства. Однако у аппарата отсутствовали достаточные стимулы для этого, так как свои социальные гарантии (достаточно неплохие) он имел независимо от эффективности работы.

Кроме того, нэп объективно вёл к росту безработицы, в том числе и среди управленцев: к январю 1924 года среди одного миллиона безработных насчитывалось 750 тысяч бывших служащих. Эта проблема была очень болезненной и обостряла социальные противоречия в стране.

Важно, на наш взгляд, определить, как относилось к нэпу и крестьянство. Продналог дал ему материальную заинтересованность, позволил торговать излишками произведённой сельхозпродукции, но одновременно в деревне усилилось расслоение крестьян, было разрешено применять наёмный труд, в деревне возросла эксплуатация.

Если раньше община обеспечивала равно бедное существование большинству крестьян, то нэп подрывал социальную защищённость тех крестьян, кто привык жить по принципу круговой поруки. Та часть крестьянства, которая была связана не с товарным производством, а с натуральным хозяйством, в годы нэпа окончательно сократилась. Огромное количество переселенцев, хлынувших в город, растворяло промышленный пролетариат. Зажиточные крестьяне – кулаки, поставляющие на рынок хлеб, тоже были недовольны нэповской политикой, которая отождествлялась с высокими налогами, «ножницами» в ценах между промышленной и сельскохозяйственной продукцией.

Индифферентно относились к нэпу и большинство рабочих. Нэповский хозрасчёт не доходил до рабочих мест, он был сугубо трестовским и поддерживался административным путём. Поэтому рабочий не видел материальной выгоды от получения конечных результатов, да и заинтересованность коллектива предприятия носила специфический характер, потому что его прибыль обезличивалась в едином балансе треста. Действовавшая в государственной промышленности система была, по существу, хозрасчётом для начальников. Не чувствуя новую экономическую политику непосредственно на производстве, рабочий класс не стал той социальной опорой, которая боролась бы и отстаивала принципы нэпа. К тому же рабочие стали понимать, что доведённый до рабочего места хозрасчёт в той или иной мере поставит их материальное положение в зависимость от стихии и конъюнктуры рыночных отношений и может серьёзно подорвать государственные социальные гарантии.

В итоге недовольные нэпом в «низах» (бедняки и батраки в деревне, безработные, малоквалифицированные рабочие и служащие) были едины в его неприятии с «верхами» (парт- и госаппаратом). Судьба нэпа оказалась предрешённой.

1.3. Ликвидация нэпа

Непосредственным поводом для свёртывания нэпа послужил очередной кризис хлебозаготовок зимой 1927-1928 годов. В ноябре поставки сельскохозяйственных продуктов государственным учреждениям резко сократились, а в декабре положение стало просто катастрофическим. Страна оказалась в очень тяжёлом положении. Ещё в октябре 1927 года И.В. Сталин говорил о «великолепных отношениях» с крестьянством. А в январе пришлось взглянуть правде в глаза: несмотря на хороший урожай, крестьяне поставили только триста миллионов пудов зерна (это было на сто тридцать миллионов меньше, чем в предыдущем году). Экспорт хлеба был поставлен под угрозу. Страна оставалась без валюты, необходимой для индустриализации. Вопрос о продовольственном снабжении городов оставался открытым. Серьёзно осложнилась ситуация из-за снижения закупочных цен, дороговизны и дефицита промышленных товаров, неразберихи на пунктах сдачи зерна, слухов о начале войны, распространяемых в деревне. И.В. Сталин, видя происходящее, выдвинул теорию об обострении классовой борьбы в стране по мере продвижения к строительству социализма и призвал «отбросить» нэп.

Для выхода из создавшегося положения И.В. Сталин и его окружение решили прибегнуть к срочным и чрезвычайным мерам, похожим на продразвёрстку времён военного коммунизма и Гражданской войны. Он лично поехал в Сибирь с инспекционной проверкой. Остальные члены Политбюро ЦК РКП (б) направились в другие регионы страны (Поволжье, Урал, Северный Кавказ). На хлебозаготовки были мобилизованы тридцать тысяч коммунистов в качестве «оперуполномоченных». Им поручалось осуществить чистку в ненадёжных сельсоветах и партийных ячейках, создать на местах «тройки», которым надлежало найти спрятанные излишки, заручившись поддержкой бедняков (получавших 25% зерна, изъятого у более зажиточных крестьян), и на основе статьи 107 Уголовного кодекса [15; 495], согласно которой любое действие, «способствующее поднятию цен», каралось лишением свободы сроком до трёх лет, привлечь к уголовной ответственности всех неблагонадёжных.

В итоге начали закрываться рынки, что было серьёзным ударом не только для зажиточных крестьян, но и для всех сельских жителей. Изъятие излишков и репрессии углубили кризис. В ответ на это крестьяне на следующий год уменьшили посевные площади.

Из уроков хлебозаготовительного кризиса зимы 1927-1928 годов И.В. Сталин сделал ряд выводов, которые прозвучали во многих его выступлениях в мае-июне 1928 года. Основной из них состоял в следующем: необходимо сместить акцент с кооперации (которую в своих последних письмах и статьях так горячо защищал В.И. Ленин) на создание «опор социализма» в деревне в виде колхозов и машинно-тракторных станций (МТС). Следовательно, кооперация как один из главнейших принципов нэпа заменялась на другие формы взаимоотношений между государством и крестьянами (прежде всего, на принудительно-административные). И.В. Сталин в 1928 году уже не верил в нэп и готовился к его ликвидации (Приложение 3).

Показатели сельского хозяйства в 1928-1929 годах были катастрофическими. Несмотря на целый ряд репрессивных мер по отношению не только к зажиточным крестьянам, но и, в основном, к середнякам (конфискация хлеба в случае отказа продавать продукцию государству по закупочным ценам, в три раза меньше, чем рыночные), зимой 1928-1929 года страна получила хлеба меньше, чем год назад. Обстановка в деревне стала крайне напряжённой. Поголовье скота уменьшилось. В феврале 1929 года в городах снова появились продовольственные карточки, отменённые после окончания Гражданской войны. После закрытия большинства частных лавочек и кустарных мастерских как «капиталистических предприятий» дефицит продовольствия стал тотальным.

В глазах большинства руководителей, и в первую очередь Сталина, сельское хозяйство несло ответственность за экономические трудности ещё и потому, что в промышленности показатели роста были вполне удовлетворительные (началась индустриализация, и большая часть материальных средств вкладывалась именно в промышленность). Видимое отставание сельского хозяйства позволило И.В. Сталину объявить аграрный сектор главным и единственным виновником кризиса, поэтому он, по мнению большевиков, должен был быть реорганизован самым радикальным способом, заключавшимся в быстрой и решительной коллективизации. Большую часть крестьян-единоличников предполагалось объединить в коллективные хозяйства, и таким образом ликвидировать зависимость государства от частных хлебопоставок.

 

 

 

Глава II. Новая экономическая политика и её проявление

в государственном управлении

Историки постоянно обращаются к проблемам в годы нэпа. В огромном пласте публицистического материала по рассматриваемой тематике можно условно выделить: статьи, посвящённые государственному регулированию кооперации; публикации, рассматривающие характеристику госаппарата в годы нэпа; статьи, отражающие проблемы местного управления и самоуправления в годы нэпа. Остановимся более подробно на некоторых, наиболее значимых, по нашему мнению, материалах.

 

2.1. Государственное регулирование кооперации в годы нэпа

В периодической печати не мало статей посвященных государственному регулированию кооперации. Данное историческое явление привлекло внимание таких исследователей, как Бехтерева Л.Н. [1],[2]; Братющенко Ю.В.[3]; Дроздков А.В.[6]; Файн  [11].

Одной из наиболее значимых, по нашему мнению, является статья Ю.В. Братющенко «Нэп: государство, частник, кооперация» [3]. В публикации автор   основной акцент делает на том, что нэп, с точки зрения государственного аппарата и, в частности, его главы И.В. Сталина, есть свобода частной торговли в известных пределах, при обеспечении регулирующей роли государства на рынке.

Автор отмечает, что отношение государства к частному предпринимательству и к кооперации как альтернативе частнику было похоже на политику «кнута» и «пряника». Частное предпринимательство разрешалось и в какой-то мере защищалось государством, оно им же ограничивалось и вытеснялось. Кооперация была возрождена, но огосударствлялась. Очевидно, что размахивание государства «кнутом» в виде национализации частной собственности после Октябрьской революции было ошибкой, которую скоро признал В.И. Ленин.

Государство вынуждено было применить в рамках нэпа «пряник» в виде легализации частного предпринимательства (торговли, кустарно-ремесленного производства, аренды и т. п.) и принятия ВЦИКом декрета об основных частных имущественных правах. Именно это спасло Россию от неминуемой экономической катастрофы.

У частных предпринимателей отношения с властями почти до начала 1930-х годов оставались сложными. Частники и кооперативы вначале были вынуждены отстаивать право на владение конфискованной у них собствен­ностью, затем – право на реализацию предоставленных государством воз­можностей предпринимательства, так как они нередко носили половинчатый характер. Проблема взаимодействия государства, кооперации и частного сектора являлась частью общей проблемы взаимоотношений личности и государства.

В отношении деревенского населения политика Советской власти была выражена в двух чётко дифференцированных направлениях. В области нало­гов, кредита, заготовок, регулирования землепользования, аренды земли, применения наёмного труда она была направлена на то, чтобы поддержать бедняцкие и середняцкие хозяйства, одновременно предельно ограничить экономическое усиление деревенской буржуазии. Однако на деле после методов периода «военного коммунизма» всё обстояло иначе. Те льготы, классовые гарантии, которые обещало государство деревенской бедноте, нередко не укладывались в нормальные рыночные правила. Что касается позиций государства в отношении кулака и середняка, то они были предельно ужесточены.

Меры разрешительного и запретительного характера по отношению к частному предпринимательству и кооперации постоянно регулировались государством.

Даже правящей группой в партии эта политика была принята далеко не единодушно. Негативное отношение к нэпу наблюдалось в трудовых коллективах. Государство старалось ограничивать действие рынка во взаимоотношениях между тяжёлой и лёгкой промышленностью, между рабочими и администрацией. Но на заводах и фабриках они регулировались не работой на конечный результат, не хозрасчетными формами, например, коллективного подряда, а традиционной системой норм, тарифов и расценок. В итоге была слаба материальная заинтересованность рабочего в конечных результатах, да и у самого коллектива предприятия заинтересованность носила специфический характер, потому что его прибыль обезличивалась. Не чувствуя нэп непосредственно на производстве, рабочий класс не стал той социальной силой, которая держалась бы и боролась за принципы нэпа.

Далеко не однозначно восприняли нэп армия и милиция. Они более других ведомств были подвержены «военно-коммунистической» идеологии, классово отрицательному отношению к мелкотоварному производству, сво­бодному рынку и частнику.

Представители бизнеса, не взирая на дискуссии в верхах, на чинимые ограничения их деятельности, были готовы к серьезному сотрудничеству с государством.

С середины 1920-х годов началось постепенное вытеснение частного капитала из экономики страны.

Иногда местные власти поддавались на подкупы частных предпринимателей. Автор статьи пишет, что руководство Астраханского  округа вместо создания условий  для взаимовыгодного бизнеса, используя разного рода бюрократические приемы, встало на путь преступного обогащения, получая от частников барыши и взятки.

Если в первый период нэпа торгово-сбытовые службы отсутствовали, то появившиеся в большом количестве в последующие годы, они «распылились»: государственные, кооперативные разных видов и частные. Появилась масса посредников. На первых порах, они играли положительную роль, но со временем они зачастую не ограничивались крупными комиссионными.

Государство становилось неспособным управлять  экономическими процессами в стране.

В конце 1920 – х годов требования налоговых органов были приведены в соответствие с общей государственной тенденцией вытеснения частника. Об этом говорит большой ряд  запретительных или ограничительных правовых актов. Например, постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О порядке изъятия 10 % с жилой площади в частно — владельческих домах и административных взысканий за неуплату этих 10 %», постановление Наркомфина РСФСР о порядке закрытия предприятий и ареста товаров  за не предъявление налоговому надзору регистрационных удостоверений. Ничего подобного в первый период новой экономической политики не было.

Большинство кустарей и ремесленников в городе свое производство организовали  в арендованных муниципальных помещениях. В первый период нэпа арендная плата была терпимой, даже в некоторых случаях щадящей, но постепенно стала повышаться, что приводило к закрытию предприятий или переходу их на нелегальное положение. Ю. В. Братющенко отмечает, что ВЦИК и СНК РСФСР приняли новое постановление « О порядке исчисления арендной платы за муниципализированные строения, арендуемые частными лицами и организациями». Если арендная плата устанавливалась в размере 10 % годовых на строительные материалы, то за строения с высокими доходами допускалось взимание и более 10 %.   Получалось, чем выше доход, тем выше и арендная плата. Выше 10 – процентной ставки арендная плата не была адекватной доходу и, естественно, сдерживала частнопредпринимательское производство.

Меры ограничительного характера со стороны государства по отношению к частнику можно проследить и по другим направлениям. 28 мая 1929 г. НКВД направил на места циркуляр №181 о борьбе с незаконными лотереями, лотерейными играми, тайными игорными притонами и производством азартных игр в общественных местах. По мнению автора, такой документ объективно был необходим, однако он был особенно нужен во время бурного «всплеска» нэпа.

Разрешительные правовые акты больше не появлялись, запретительные же пошли потоком. Арендаторы в подавляющем большинстве первыми начали свертывать производство. Это было вызвано несправедливой налоговой политикой. Если в 1927 г. нэпманы платили налогов в 20 раз больше, чем рабочие и служащие, то в 1928 г. уже в 40 раз больше.

Начавшееся на основе нэпа хозяйственное строительство потребовало изменения законодательства о хозяйственно-имущественных отношениях в гражданском обороте, землепользовании и налоговой политике, трудовом и уголовном праве, разработки новых законов. В период гражданской войны и по её окончании во многих секторах экономики образовался устойчивый правовой вакуум, то есть отсутствие соответствующих материальных и про­цессуальных норм и инструментов их реализации. Это создавало предпосыл­ки для появления криминальных тенденций, злоупотреблений во властных структурах, налоговой, банковской и других сферах хозяйствования. Однако многие юристы ориентировались на понимание права в его прежнем виде и на самодовлеющие схемы политического и правового порядка, порождённого революционными преобразованиями в стране.

Советское законодательство формировалось с большим трудом. Трудности эти заключались, во-первых, в неприспособленности Наркомюста к нэпу, в непонимании его главными руководителями ответственной роли своего ведомства; во-вторых, в неспособности старых юристов перестроиться на новое революционное правосознание; в-третьих, в предельно сжатых сроках разработки правовых актов.

Насколько трудными для молодых органов советской юстиции являлись задачи, можно проследить на примере любой области права. Но особенно чётко это вырисовывается в перемене взглядов на спекуляцию в период нэпа. Сразу после Октября спекуляция была поставлена рядом с контрреволюцией и саботажем. Специальный орган для борьбы с ними назывался «Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем». Спекуляция до самого введения новой экономической политики квалифицировалась как тягчайшее преступление. Соответственно такому подходу с ней и велась борьба. Она осуществлялась в двух направлениях. С одной стороны – решительно разрушалась сама система капиталистического хозяйства, с другой – шло массовое персональное преследование спекулян­тов.

В начальный период нэпа существовала серьёзная опасность увлечения партийных и хозяйственных работников военно-административными методами руководства, унаследованными со времени гражданской войны.

Отход государства от новой экономической политики у историков и экономистов ассоциируется с его давлением на кооперацию, особенно на потребительскую. Рыночные отношения кооперации всегда строились в условиях жёсткого контроля и регулирования со стороны государства, но с середины 1920-х годов начинается его целенаправленное усиление.

Подводя итог нэпу как историческому политическому и экономическому явлению, Братющенко называет основные причины имевших место противоречий. Во-первых, они были порождены тем, что многим людям, прежде всего руководящим кадрам всех уровней и направлений общественной жизни, приходилось преодолевать не только послевоенные трудности, но и психологию «военного коммунизма». Во-вторых, часть населения, особенно всё ещё «революционно» настроенная, смотрела на вводимые товарно-денежные отношения, хозрасчёт, как на живучее наследие капитализма, ей надо было в экономической жизни многое переосмысливать заново, отказываться от того, что служило её тормозом, другой же части на практике надо было доказывать, что эти методы не являются отступлением от социализма, а являются инструментами его построения. В-третьих, в болезненном поиске адекватных нэпу методов соединения производителей со средствами производства, с одной стороны, осуществлялась жёсткая централизация производства, с другой – создавался огромный излишек рабочей силы, что вступало в противоречие с принципами хозрасчёта и создавало социальный дискомфорт.

Таким образом, новая экономическая политика определялась сочетанием двух противоречивых тенденций – она допускала частную собственность и частное предпринимательство и ограничивало его, поддержала кооперацию и лишила её демократических основ. Те, кто тогда начинал, не очень хорошо себе представляли эти тенденции во всех деталях, иногда заблуждались относительно предстоящих трудностей, но знали лишь главное, к чему и призывал Ленин, – надо усвоить «всю громадную опасность, которая заключается в нэпе».

Л.Е. Файн пишет о нэповском «эксперименте» над российской кооперацией в одноимённой статье [11].

Из этой публикации становится понятно, что первая попытка разрушить сложившуюся к 1917 году в России кооперативную систему и приспособить её к реализации утопического плана создания бесклассового бестоварного строя была предпринята советской властью уже в 1918-1920 годах, при этом осуществлялась она самыми варварскими методами. В. И. Ленин позднее назвал их «штурмовыми».

В условиях острейшего конфликта с крестьянством на рубеже 1920-1921 годов советская власть вынуждена была пойти на ослабление прямого штурма. Замысел состоял в том, чтобы предпринять попытку «вмонтировать» в советскую систему некоторые элементы нормальной (рыночной) экономики, за этот счёт выйти из кризиса и продолжить осуществление коммунистических проектов. В качестве одного из таких «приемлемых» элементов была признана кооперация, над которой в указанный период стали осуществляться новые манипуляции, по-существу новый насильственный «эксперимент», который в отличие от прежнего, военно-коммунистического, можно обозначить как нэповский.

Из всей совокупности многообразных, калейдоскопически меняющихся аспектов взаимодействия государства и кооперации в нэповский период, Файн выделяет три основных составляющих «эксперимента»: идейно-теоретическую, то есть эволюцию взглядов на роль кооперации; организационную – совокупность организационно-структурных форм воздействия на кооперацию; экономическую или совокупность экономических и хозяйственных мер и форм воздействия на неё.

Анализ партийных и государственных документов позволяет констатировать, что коренного перелома в определении сущности и роли кооперации не произошло даже на начальном этапе нэпа, когда власти пытались наладить сотрудничество с ней. Эти попытки были с самого начала вынужденным манёвром, направленным на то, чтобы использовать кооперацию как одно из возможных средств выхода из тупика, в который завела страну экономическая политика государства в 1918-1920 годах.

Курс большевистского руководства на создание бесклассового бесто­варного общества оставался неизменным и после перехода к нэпу. Не было снято и определяющее противоречие советского строя – между вытекающим из марксистской теории стратегическим курсом и объективными зако­номерностями социально-экономического развития общества, что сопро­вождалось кризисами различного масштаба и различной степени остроты. Это и побуждало руководство страны совершать всякие обходные манёвры, но в пределах, которые по представлениям руководства не могли заметно затормозить достижение стратегической цели.

Ленин и партийные деятели, опекавшие российскую кооперацию, ещё в предшествующий нэпу период сконструировали своё понимание роли кооперации в новых условиях. С переходом к нэпу оно существенно не изменилось: отказа от военно-коммунистической парадигмы «единого все­народного кооператива» не последовало. Все это для Вашей темы не особенно актуально.

В 1928-1929 годах положение в области марксистской теории кооперации ещё более усугубляется. От элементов поиска истины и обращению к источникам не остается и следа. Они заменяются «теоретическим» обоснованием авантюристских замыслов сталинского руководства упразднить кооперацию и заменить её всеобщей коллективизацией крестьянских хозяйств. Средством достижения цели становится идеологический нажим на неготовых воспринять такой поворот с приклеиванием политических обвинений в левом и правом уклонах, оппортунизме и ревизионизме, в антисоветизме и буржуазном перерожденчестве. Политическое руководство страны, Сталина более всего устраивало отсутствие всякой теории или наличие «теории», позволяющей оправдать любой произвол.

Таким образом, судьба теоретического компонента нэповского «экспе­римента» оказалась весьма печальной. Кооперативное движение осталось без теоретической базы. Классические кооперативные учения были разгромлены, а основные их носители репрессированы. Полностью деградировало и марксистское направление кооперативной мысли. Кооперация стала в те­оретическом плане открытой для произвола по отношению к ней любого партийного и государственного чиновника – от инструктора райкома до генсека, – которые могли поступать с кооперацией как им заблагорассудится. Крах теоретического компонента предопределил и судьбу остальных составляющих нэповского «эксперимента» над кооперацией.

С переходом к нэпу начался определённый отход от организационных форм государственного воздействия на кооперацию, сложившихся в военно-коммунистической обстановке и означавших почти полное включение кооперации в государственные структуры. Постановлениями политбюро ЦК от 30 марта и 5 апреля и декретом СНК от 7 апреля 1921 г. прямое подчинение Центросоюза Наркомпроду было заменено «контролем» госорганов за работой кооперации и предрешен вопрос «об отделении на всех ступенях сельскохозяйственной и кустарно – промысловой кооперации от потребительской».

В дальнейшем процесс отделения кооперации от государственных структур и оформления кооперативных центров и союзов стал развертываться быстрыми темпами. Вместе с тем, нельзя представлять дело так, что кооперация получила реальную возможность свободно определять свою организационную структуру. Полной свободы не было с самого начала ее провозглашения. Во второй половине 20-х годов организационно-структурное строение кооперативов стало полностью определяться пар­тийно-государственными решениями, вопреки желаниям и интересам членов кооперации.

Предоставляя формально право населению создавать различного рода товарищества и общества, объединяться в союзы и центры, свободно в соответствии с ими же принимавшимися уставами создавать свои органы управления, определять их функции и свободно избирать персональный состав этих органов, ЦК партии разработал и осуществлял ряд мер, в результате чего эти свободы всё больше становились фикцией. Это нашло отражение, прежде всего, в курсе на «партийное овладение кооперацией» и «партийное внедрение» в нее. В открытых или полуоткрытых документах этот курс формулировался в более пристойных выражениях – в виде рекомендаций членам партии вступать в соответствующие их виду деятельности кооперативы и организовывать в них агитационную и организаторскую работу по вовлечению в кооперацию беднейших слоев населения. Рекомендовалось также, чтобы партийные организации добивались избрания выставляемых ими кандидатур на выборах  в члены правлений кооперативных организаций различного уровня, а также назначение на работу в аппарат союзов и центров рекомендуемых ими сотрудников.

На практике принцип «завоевания делового доверия», то есть чтобы кооператоры убедились в высоких деловых качествах выдвинутых партор-ганами кандидатур и отдавали бы им предпочтение на выборах, был самым решительным образом отброшен, и стал реализовываться курс на завоевание главенствующих позиций в руководящих органах кооперации «во что бы то ни стало», при этом проводилась «планомерная» работа по изгнанию из кооперации специалистов и замене их партназначенцами.

Такой «директивный» стиль партийного руководства кооперацией сохраняется и в последующие годы, с той лишь разницей, что в конце 20-х годов фракции кооперативных органов уже сами ставят перед ЦК вопросы об укреплении их партийными кадрами, в связи с чем в этот период нарастание удельного веса коммунистов идёт быстрыми темпами, даже в правлениях низовых кооперативов.

Автор статьи добавляет также, что кампания по «внедрению партийных сил» в кооперацию в конце 20-х годов была дополнена ещё более одиозной кампанией по насаждению в органы управления кооперативов всех уровней, включая и всероссийские центры, рабочих, батраков и бедняков, женщин, молодёжи и т. п. При всём уважении к перечисленным категориям населения и признании их роли в определённых сферах общественной жизни, нельзя, по мнению Л.Е. Файна, пренебречь единственно разумным подходом, согласно которому управлять кооперацией могут люди, знающие эту область деятельности, независимо от социального положения, возраста, пола и т. п. Тем более что новыми выдвиженцами заменялись изгонявшиеся в массовом масштабе опытные специалисты-кооператоры.

Параллельно с внедрением в кооперацию «партийных сил» и выдвиженцев шёл процесс формирования определённой системы «дирижирования» направлявшимися в кооперацию работниками, а через них – и манипулирования всей деятельностью кооперативных организаций (Приложение 4). На «вершине» этой системы находился ЦК ВКП (б), осуществлявший непосредственное руководство системой через политбюро, обсуждавшее и принимавшее решения по всем мало-мальски значимым вопросам жизни кооперации. Второй исполнительный орган ЦК – оргбюро, рассматривал отдельные кадровые назначения и вопросы организационного строения кооперации, при этом назначение первых руководителей кооперативных центров и наиболее значимые решения по оргстроительству вносились на обсуждение политбюро. Рабочим органом ЦК по осуществлению надзорных функций в отношении кооперации стал учётно-распределительный (позднее переименованный в организационно-распределительный) отдел ЦК. Под его началом действовали и учраспредотделы при Центросоюзе, Сельскосоюзе и других крупных кооперативных центров и союзов, формально являвшиеся подразделениями кооперативного аппарата, но фактически подчинённые Учрасп-реду ЦК.

При ЦК партии в 1922-1925 годах функционировал консультативный политический орган – Кооперативное совещание, возглавлявшееся секретарями ЦК (в разное время А. А. Андреев, В. В. Куйбышев, Рудзутак), куда входили в основном по должности заведующие отделами ЦК и руководители государственных ведомств, связанных с работой кооперации, а также руководители кооперативных центров – коммунисты. Совещание предварительно рассматривало все принципиальные вопросы деятельности кооперации, а по некоторым из них готовило проекты постановлений для принятия на уровне ЦК партии, ВЦИК и СНК.

Итак, партийно-государственная бюрократия получила в свои руки непосредственные бразды правления всей системой сельхозкооперации страны, что облегчило и упростило задачу её полного разрушения, прежде всего, ломки системы центров и союзов, а затем и разрушение низовой сети.

Историк Файн задаётся вопросом: каков же итог организационно-структурной составляющей нэповского «эксперимента»? Допустив относительную свободу организационного строительства и организационную самостоятельность кооперации, партийно-государственное руководство страны стремилось заставить её служить тоталитарно-бюрократической системе, превратить её в составную часть этой системы. Для этого пришлось «встроить» в неё автономную микропартийную подсистему, своего рода филиал ВКП(б) в кооперации, со всеми присущими большевистскому руководству атрибутами, которая вскоре полностью подменила апробированные мировой практикой органы управления кооперацией и уставные организационные принципы её функционирования. В итоге кооперация потеряла «дарованную» ей в начале нэпа самостоятельность.

Общий результат организационно-структурной составляющей нэповского «эксперимента» оказался отрицательным. Лишённая самостоятельности и творческой активности, превращённая в «винтик» общегосударственного механизма, кооперация оказалась обречённой. Выявилась и подтвердилась несовместимость несовместимого – самостоятельная кооперация и советский строй.

В итоге нэповского «эксперимента» к началу 30-х годов основные опытные кадры в результате непрерывных «чисток» были устранены из кооперации, а некоторые и репрессированы; во главе всех её звеньев оказались люди, не понимавшие сути кооперации, чуждые ей по своей идеологии, ментальности, психическому складу; потерянными оказались навыки и методы кооперативной работы, выработанные на протяжении десятилетий. Изгнание из кооперации экономических стимулов привело к тому, что население перестало видеть смысл в кооперативной работе, практическую пользу для себя, стало тяготиться её расточительством и неповоротливостью, усматривать в ней дополнительную инстанцию выколачивания поборов (такими оно стало считать и паевые взносы), изъятия без надлежащей компенсации произведённой продукции, а порой и жульнических махинаций и обмана. Поэтому оно так инертно отнеслось к её «перестройкам» конца 20-х годов и надолго потеряло интерес к кооперации вообще.

Нэповский «эксперимент» не только не обеспечил возрождение кооперации и занятие ею соответствующего её социально-экономической природе места в жизни общества, но и закрыл путь для новой попытки её возрождения на многие десятилетия.

А.В. Дроздков анализирует состояние пушного рынка в Сибири в годы нэпа [6], характеризуя его как кризисное.

Пушной рынок Сибири всегда являлся наиболее притягательным для заготовительных организаций, поскольку пушнина по своей ценности приравнивалась к валюте.

Новая экономическая политика, провозглашённая X съездом РКП (б) в 1921 году, коренным образом изменила хозяйственную жизнь страны. Необходим был новый подход и к пушным заготовкам. С августа по октябрь 1921 года шёл спор между ВСНХ и Наркомпродом по вопросу о том, в чьём ведении останутся пушные заготовки. В ноябре СНК особым постановлением передал заготовку пушнины Наркомпроду. Сибпромбюро передало Сибпродкому аппарат и ресурсы пушного хозяйства.

28 ноября 1921 года правительство России установило новый порядок ценообразования на пушнину. Если раньше цены определял центр, то теперь это право предоставили губерниям. Управомочные заготовители получили большую свободу: им разрешалось вести заготовки даже через частных лиц «в порядке специальных договоров на комиссионных началах», т.е. через посредников. Для Сибири устанавливался особый порядок: заготовку пушнины могли вести только ВСНХ и Наркомвнуторг через продорганы.

8 апреля 1922 года Совнарком принял закон о пушнине. Законом запрещалась свободная продажа пушнины на рынке.

В сезон 1922/23 годов пушные заготовки в Сибири имели форму безудержной спекуляции, в которую вовлекались как кооперация, так и госорганы. Скупка пушнины производилась организациями, главным образом, посредством обмана и спаивания охотников, снабжения их товарами по высоким ценам, иногда совершенно ненужными, например, игральными картами и безделушками.

При наличии огромного числа заготовителей (до 40 организаций) и их несогласованных действиях плановые предложения заготовок носили фантастический характер с превышением на 100% и более против имевшихся ресурсов пушнины.

Таким образом, в первые годы нэпа пушной рынок Сибири находился в стихийном состоянии. Дезорганизация пушного рынка принесла вред интересам государства. Пушнина, являющаяся наиболее ценным экспортным товаром, лучшим способом привлечения золота в Россию, оказалась в руках частных заготовителей.

Борьба за нормализацию пушных заготовок к началу нового заготовительного сезона 1923/24 годов дала некоторые положительные результаты. Наркомвнуторг и местные органы власти заметно усилили государственное регулирование пушного рынка. Прежде всего, был строго ограничен контингент заготовителей. Право на заготовку пушнины из числа организаций получили: Всероссийский промыслово-кооперативный союз охотников (Всекохотсоюз), Центросоюз, Госторг, Хлебопродукт, Центральное акционерное торговое общество (ЦАТО) и Русско-английское сырьевое общество (РАСО).

Из местных организаций право на заготовку получили только те, которые по характеру своей деятельности специализировались на операциях с пушниной и имели собственный постоянный аппарат в районах непосредственных заготовок. От заготовок были отстранены смешанные акционерные общества, пользовавшиеся финансовыми и другими средствами для того, чтобы скупать пушнину по высоким ценам, создавая, тем самым, ажиотаж на пушном рынке.

Наведение порядка в организации пушных заготовок требовало решения вопроса ценообразования. В январе 1924 года Наркомвнуторг ввёл лимитирование цен на пушнину. Государству было выгодно обеспечить себе соответствующую прибыль от пушных операций. Торговля пушниной могла дать большой доход и компенсировать государству малоприбыльность других экспортных операций и даже убытки от них. Кроме того, вводя лимиты, государство стремилось ослабить роль частного посредника, который при свободном ценообразовании получал значительную прибыль.

Практика регулирования пушного рынка сводилась к трём моментам: постоянному снабжению северных районов Сибири продуктами и охотничьими принадлежностями; лимитированию цен; созданию на рынке соответствующих условий, обеспечивающих исключительное влияние государственного и кооперативного капитала.

В теории рыночного хозяйства есть такое понятие, как «осечка» рынка, которая приводит к резким колебаниям цен. Государство обязано исправить эту «осечку», применяя административное регулирование цен. Принимаемые меры должны иметь силу приказа и не опираться на экономические интересы и стимулы. В рассматриваемый период государство неоднократно предпринимало попытку регулирования цен на пушнину. Однако кардинального улучшения не происходило. Причина кроется в создании заведомого неравенства в заготовительной работе государственных и кооперативных организаций. Государство пренебрегало важностью создания для всех субъектов рыночных отношений одинаковых условий.

Таким образом, пушной рынок Сибири на протяжении 1921-1928 годов находился в кризисном состоянии. Регулирующие органы постоянно искали наиболее приемлемые формы и методы воздействия на заготовительные организации с целью стабилизации рынка и выполнения плановых заданий. Однако принимаемые меры не имели достаточной силы, поскольку рыночная стихия оказалась сильнее принимаемых государством законов и постановлений.

Советское государство в годы нэпа подходило к рынку скорее с политических позиций, чем с экономических. Отстраняя от участия в рыночных отношениях одно звено (частный капитал) и создавая выгодные условия для другого звена (государственные и кооперативные организации), государство тем самым столкнуло в ожесточённой конкурентной борьбе госзаготовителей с кооперацией. Вмешательство государства в рыночные отношения не должно нарушать автоматизм рыночного механизма, основывающегося на свободном ценообразовании, децентрализации экономических решений и координации действий хозяйствующих субъектов с помощью конкуренции. Деятельность государства должна ограничиваться решением тех проблем, которые рынок не может решить или решает плохо.

 

2.2 Характеристика госаппарата в период нэпа

.

Из огромного пласта публицистического материала нельзя оставить без внимания статьи, которые отражают характеристику госаппарата в годы нэпа.

В.Н.Бровкин рассматривает в своей статье культуру новой элиты в 1921 – 1925 годы.[4] Автор отмечает, что перемена в политической культуре партии большевиков в 1920 – е годы была результатом глубоких социальных, политических и культурных сдвигов.

Когда гражданская война подходила к концу, культура большевиков как  партии все еще выдвигала на первый план такие ценности, как аскетизм, самопожертвование и служение революции невзирая ни на какие трудности. Конечно, в реальной жизни  большевики далеко не соответствовали этому идеализированному и канонизированному образу. Во время гражданской войны многие местные большевики использовали конфискацию имущества буржуазии для самообогащения. Идеал большевика, идеал к которому надо было стремиться, — аскет и самоотверженный герой, но в ЦК прекрасно знали, что действительность не соответствовала идеалу.

Автор пишет, что с переходом к нэпу, когда власть партии большевиков укрепилась, строгое выполнение аскетических принципов старой гвардией было несколько ослаблено. Высокопоставленные работники, губернские председатели парторганизаций и исполкомов перестали скрывать свое привилегированное положение. В самом начале 1920 – х годов, когда десятки тысяч крестьян умирали от голода, большевики не стеснялись пользоваться всеми благами жизни. Культура большевиков, особенно стареющих лидеров, невзирая на их якобы пролетарскую сущность, оставалось такой, какую они сами назвали бы буржуазной.

Членство в партии – вот то единственное, что отделяло людей того же самого культурного круга. Те, кто были ее членами, понимали членство как привилегию, гарантирующую им то, что было недоступно другим. Чаще всего власть и авторитет понимались как превосходство над другими, как источник материального благополучия и как возможность показать другим свое превосходство. В народном сознании тех лет коммунистические начальники просто сменили царских.

Члены партии должны были исполнять определенные партийные поручения или ритуалы, которые с точки зрения ЦК, должны были подготовить их к выполнению высокой миссии авангарда пролетариата.

Партия Ленина была партией тех, кто хотел командовать другими. Они стремились, как можно более точно подражать дореволюционной элите. Они вели себя так, как, в их представлении, должно было себя вести начальство: окружить себя роскошью, отдавать приказы подчиненным, устраивать приемы и вечеринки и принимать подношения.

Когда умер Ленин, многим было уже ясно, что его партия была не такой, за какую она себя выдавала – не была партией пролетариата в стране, строящей социализм.

Проведенное ЦК обследование положения в вологодской партийной организации выявило обычную для того времени картину: пьянство, шашни с кулаками, растраты, взяточничество и посещение церкви.

В.Н.Бровкин отмечает, что ЦК болезненно реагировал на подобное разложение и пытался бороться с «болезненными явлениям» в партии. Проблемы партии будут решены путем образования нового поколения коммунистов от станка. ЦК решал, сколько новых членов нужно принять, и рассылал контрольные цифры по губерниям. Вовлечение рабочих в партию стало новой кампанией, отодвинувшей все другие кампании на задний план, по крайней мере на несколько месяцев.

Одной из основных задач губернского агитпропа была организация образования новых партийных кадров. Для этого агитпропы развернули сеть курсов и школ различных уровней и продолжительности. Среди них были: совпартшколы, рабфаки, кружки по изучению марксизма – ленизма и центры по ликвидации неграмотности – ликбезы.

Возможность получения образования не была предметом свободного выбора человека. Партия решала, кто получит – и какой – курс обработки, по какому предмету. Создавался новый класс людей, уверенных в том, что они всем обязаны партии. [4; 91]

Таким образом, к середине двадцатых годов, в период расцвета нэпа, после смерти Ленина Коммунистическая партия переживала процесс фундаментальной смены вех. Компартия состояла из трех различных культурных слоев, каждый из которых имел свою, отличную от других систему ценностей, координат и представлений. Постоянно уменьшавшаяся сердцевина – образованные интелегенты-революционеры, чье мировоззрение сформировалось до революции; этот слой не воспроизводился в советской России. Стареющая большевистская интеллигенция была расколота на несколько фракций, занятых тем, чем они занимались всю свою жизнь, спором о судьбе революции. Этот слой был сконцентрирован в верхушке госаппарата, что делало их видными и внешне сильными и влиятельными, будто они и были поистине правящим классом. На деле, эта влиятельность была иллюзорна, потому что старые образование большевики не имели аудитории.

В провинции практически не было интеллигентов-большевиков. Здесь было царство второго слоя партии – слоя большевиков эпохи гражданской войны. Они любили и умели отдавать приказы, конфисковывать и расстреливать. Они просто заменили помещиков и купцов и старались вести себя как начальство.

Третий слой большевиков состоял из молодых выдвиженцев, вступивших в партию во время нэпа, преимущественно во время Ленинского призыва. Это были счастливчики, перед которыми открылись радужные перспективы карьеры и социального роста. Им партия дала все: карьеру, образование, работу и власть. Это была основа нового правящего класса, вышедшего из масс, но не разделявшего более заботы и тревоги простонародья. Этих бедных выдвиженцев научили, как работает мотор и как выколачивать план, но не принимать решения и думать самостоятельно. Будущее компартии принадлежало этому обкраденному поколению.

Г.Т. Камалова обратилась к другой проблеме рассматриваемого периода – функционированию прокуратуры Урала в условиях нэпа [7].

Большевики изначально отводили прокуратуре значимую роль в защите завоеваний пролетарской диктатуры, революционного правопорядка. Реставрация прокуратуры в России в 1922 году в её новом советском варианте остро поставила вопрос о кадрах. Прокуратуру РСФСР, организационно входившую в состав народного комиссариата юстиции (НКЮ), возглавлял в качестве прокурора республики нарком юстиции Д.И. Курский. В его функции входило наблюдение за законностью деятельности всех наркоматов, иных центральных учреждений и организаций, внесение представлений об отмене или изменении изданных ими незаконных распоряжений и постановлений или опротестовывание этих актов в СНК либо в Президиуме ВЦИК.

1 февраля 1923 года структура прокурорских органов была изменена в сторону увеличения их аппарата и расширения его компетенции. Основными принципами подбора кадров для прокуратуры как и для других государственных органов, являлись партийность, классовая принадлежность работника, лояльность режиму, способность к исполнению налагаемых на него обязанностей. Уже 5 декабря 1922 года секретарь ЦК РКП (б) В.М. Молотов подписал циркуляр, в соответствии с которым назначение и перемещение губернских прокуроров должно было осуществляться прокурором республики по согласованию с ЦК РКГТ(б), при этом губкомам предписывалось сообщать в ЦК о выдвигаемых ими кандидатах или о мотивах их отзывов и перемещений. В прокуратуру должны были направляться коммунисты, уже имевшие опыт работы в правоохранительных органах и юридическое образование.

Экономическое районирование и изменение административного деления в РСФСР внесли коррективы в формирование прокуратуры. В 1923 году назначен новый прокурор Уральской области В.Т. Попов, учреждена Уральская прокуратура в составе четырёх её губернских подразделений. Приказом № 1 от 9 января 1924 года Попов сформировал управление этого органа, куда, кроме него, входили два его заместителя и 7 помощников. После районирования административное управление сосредоточилось в одном органе – Уральской областной прокуратуре. Прокуратура на Урале была сформирована и функционировала на основании Временного положения, утверждённого постановлением ВЦИК от 11 ноября 1922 года.

Надёжность государственного аппарата, в том числе и правоохранительных органов, в 1920-х годах была повышена за счёт «изобретения» особого способа формирования корпуса руководящих работников – путём создания номенклатуры. Этот способ формирования кадров применялся большевиками с октября 1917 года, но юридически был закреплён лишь в 1920-х годах.

Впервые на XII съезде РКП (б) (17-25 апреля 1923 года) в резолюции «По организационному вопросу» было заявлено, что наряду с подбором партийных кадров съезд считает «очередной задачей партии» подбор «руководителей советских, в частности, хозяйственных и других органов, что должно осуществляться при помощи правильной и всесторонне поставленной системы учёта и подбора» «ответственных работников» «во всех без исключения областях управления и хозяйствования».

12 июня 1923 года Оргбюро ЦК приняло постановление «О назначениях», а в октябре 1923 года ЦК партии определил задачи учётно-распределительной работы. Именно с этого времени устанавливался строгий порядок учёта и распределения коммунистов, управленцев высшего и среднего звена властных структур, назначенных сверху по согласованию с секретариатом ЦК партии и ОГПУ.

16 ноября 1925 года Оргбюро приняло новое развёрнутое положение о порядке подбора и назначения работников. Постановление обязывало все губкомы, крайкомы и ЦК компартий республик вырабатывать перечень должностей местных органов, входящих в номенклатуру, регламентировался этот процесс «Инструкцией о формах согласования назначений и перемещений руководящих работников местных учреждений». Руководители местных учреждений назначались и смещались постановлением соответствующих парторганов. Номенклатурный способ подбора кадров должен был пронизывать всё общество сверху донизу, охватывая все структурные подразделения не только госаппарата, но и общественных организаций. Всё это свидетельствовало о складывании в СССР в 1920-х годах партийного государства, в котором «на все сколько-нибудь значимые должности назначаются по партийной принадлежности «свои люди», которые и «делают» политику». Происходило сращивание государственного аппарата и партии.

В 1924 году окружными комитетами ВКП (б) Уральской области была определена номенклатура должностей работников правоохранительных органов. В её перечень на уровне округов области входили старший и младший помощник прокурора, начальник уголовного розыска, уполномоченный ОГПУ, председатель окружного суда, народные судьи, районная прокуратура и т.д.

Количественный состав прокурорских кадров в целом по РСФСР и Уральской области постоянно увеличивался.

Партийная дисциплина являлась наиболее действенным способом установления полного контроля над работниками прокуратуры.

В РСФСР после окончания Гражданской войны остро ощущалась нехватка образованных юристов. При назначении на ключевые посты в центральных и губернских ведомствах партия отдавала предпочтение прокуратуре.

В течение 1920-х годов большевиками была создана система прокурорского надзора, максимально приспособленная под государственное и политическое устройство Советской России. Её структура и кадровый состав превратили прокуратуру в мобильный и дисциплинированный инструмент не только надзора над законностью, но и тотального контроля практически над всеми областями общественных отношений.

В современной периодической печати встречаются также и интересные рецензии на монографии, посвящённые новой экономической политике [9], [10] и др.

К одной из них, выпущенной в 2005 году книге «Бублики для республики»: исторический профиль нэпманов» даёт свой комментарий доктор исторических наук В.Л. Телицын [10].

В рецензируемом сборнике представлены статьи российских и американских историков.

Первая статья «Ударники капиталистического труда» эпохи нэпа на Урале» написана составителем и редактором сборника доктором исторических наук Р.А. Хазиевым, который считает, что «нэпманы, в том числе и небольшой их отряд – производственники, воспринимались госу­дарством социальной силой ограниченного срока существования, «имеющую разрешение быть» на время объявленного компромисса» [10; 167].

Профессор Денверского университета (США) Мэри Конрой в своём исследовании «Частники нэповской России: крестьяне-производители лекарственных растений, кустари-изготовители фармацевтических средств и фармацевты» показала на примере, казалось бы, частного сюжета, что, как правило, «советский бюрократизированный чиновничий корпус был плохо осведомлён о тонкостях производственно-практической деятельности не только фармацевтической промышленности, но и любой другой специализированной деятельности. Партсовбюрократы от производства считали, что частные и особенно мелкие бизнесмены, которые на самом деле выступали инициаторами многих экономических нововведений, являются изживаемым пережитком прошлого».

Екатеринбургские историки А.П. Килин и П.В. Носова в статье «Капитал в складчину»: социальный состав Общества взаимного кредита на Урале времён нэпа» показали, как новая экономическая политика рас­пространялась на все сферы производства и услуг, охватывая всё новые и новые слои населения, и как государство стремилось этому воспрепятствовать, прекрасно понимая, чем может обернуться углубление либерализма в экономике и обществе.

Неординарный аспект нэповской истории раскрыл своим исследованием «Европейский предприниматель периода нэпа как «антисимвол эпохи» московский историк И.Б. Орлов, считающий, что «еврейские предприниматели, испытывающие, как и остальные нэпманы, постоянное давление со стороны власти, вынуждены были на практике применять те хозяйственные навыки и умения, которые позволяли выживать в условиях ограниченного благоприятствования; это обстоятельство, сближало еврея-нэпмана с остальной массой новой буржуазии», но «окрашенная в антисемитские цвета внутрипартийная борьба сделала еврейского предпринимателя козырной картой в разгроме оппозиции».

Известные историки Л.И. Бородкин и М.А. Свищев представили работу «Социальная мобильность в частном секторе народного хозяйства 1920-х гг.: нэпманы под налоговым прессом», где с помощью математических методов исследования убедительно доказали: «Расслоение мелких товаропроизводителей шло настолько медленно, что потребовались бы десятилетия для превращения крупных предпринимателей в реальную силу».

Исследователь из Ульяновска Л.Н. Лютов в статье «Нэпманы и красные хозяйственники под взором ВЧК-ГПУ-ОГПУ (1921-1925 гг.)» показал, насколько «плотно» были «обложены» предприниматели и директора крупнейших предприятий представителями силовых структур. Последнее предопределялось только одним – желанием не допустить нэпмана на политическое поле, где он смог бы уже всерьёз угрожать властям.

Изучению региональных особенностей нэповской действительности посвятила свою работу «Сибирские нэпманы: предприниматели и мошенники» Е.В. Демчик. Думается, однако, что данное явление было свойственно не только Сибири, но и всем регионам Советской России, поскольку получение прибыли от любого предприятия как можно быстрее и во что бы то ни стало не является каким-либо исключением из практики «первоначального накопления капитала».

По сути дела, через все статьи сборника красной нитью проходит стремление авторов дать социокультурный портрет предпринимателя периода нэпа.

 

 Заключение

 

Итак, в данной работе нами были рассмотрены сущность нэпа, его значение для социальной и экономической истории России, анализ отечественными и зарубежными учёными и публицистами этого исторического явления в современной периодике, а также характеристика отражения новой экономической политики в управлении.

В связи с проведёнными исследованиями необходимо сделать следующие выводы.

  1. Новая экономическая политика – это комплекс мер экономического, политического и идеологического характера в России, направленный на восстановление страны после Гражданской войны и постепенный переход к социализму и коммунизму.
  2. Основные принципы и направления нэпа:

– в экономике: продналог (до 1925 года в натуральной форме), свобода торговли, разрешение аренды и небольших частных предприятий, наём рабочей силы, отмена карточной системы и уравнительного распределения, платность всех услуг, привлечение иностранного капитала путём предоставления концессий, перевод государственной промышленности на полный хозрасчёт и самоокупаемость; вместо главков начала действовать система трестов, синдикатов, отвечавших за результаты деятельности своим имуществом;

– в торговле: наряду с государственными и  кооперативными магазинами появились частные.

  1. Внутренняя противоречивость нэпа заключалась в попытках сочетать экономические уступки частному товаропроизводителю, контролируемые государством, с политической диктатурой коммунистической партии.
  2. Идеологическая концепция нэпа: лидеры большевиков расценивали нэп как путь построения социализма через относительно длительное сосуществование социалистического и несоциалистического укладов, постепенное вытеснение чуждых хозяйственных форм, товарно-денежных отношений.
  3. Новая экономическая система в целом включала административно-рыночную систему хозяйства при государственной собственности на крупную и значительную часть средней промышленности, транспорт, банки, с неэквивалентным обменом с деревней (отчуждение части продукции в виде продналога) и авторитарным политическим режимом.
  4. Нэп имел свои материальные и моральные издержки (безработица, разделение людей на «согласных» и «несогласных»).
  5. К концу 1920-х годов период новой экономической политики по воле советского правительства закончился.
  6. Нэп во многом способствовал политическому признанию СССР на мировой арене и вполне мог стать перспективным направлением развития Советского государства, но для сталинского руководства он был лишь трамплином для будущей решающей битвы с буржуазией всех стран.
  7. Из многочисленных публикаций в периодической печати видно, что новая экономическая политика коренным образом повлияла на государственную управленческую деятельность всех уровней – начиная с высших эшелонов власти и заканчивая органами местного самоуправления.
  8. Необходимо изучать изменения в системе управления, обусловленные нэпом, оценивать сильные и слабые стороны, для того что бы сделать определенные выводы, и в будущем применять лишь эффективные методы управления.
  9. Перспективами данного исследования можно назвать дальнейший поиск и анализ материалов, посвящённых вопросам отражения нэпа в управлении, а также более детальную характеристику и включение в текст тех статей, которые вследствие ограниченного объема настоящей работы, к сожалению, остались за её рамками.

 

 

Список использованной литературы:

 

  1. Бехтерева, Л.Н. Потребительская кооперация Удмуртии в период нэпа (1921-1929 гг.) // Отечественная история. – 2008. – №3. – С. 63-76.
  2. Бехтерева, Л.Н. Частная торговля в Удмуртии в годы нэпа // Вопросы истории. – 2006. – №2. – С. 150-155.
  3. Братющенко, Ю.В. Нэп: государство, частник, кооперация // Вопросы истории. – 2007. – №2. – С. 3-15.
  4. Бровкин, В.Н. Культура новой элиты, 1921-1925 гг. // Вопросы истории. – 2004. – №8. – С. 83-98.
  5. Буртин, Л. Три Ленина: нэп в свете теории конвергенции // Октябрь. – 1998. – №12. – С. 129-154.
  6. Дроздков, А.В. Кризисное состояние пушного рынка Сибири в годы НЭПа // Вопросы истории. – 2003. – №7. – С. 113-124.
  7. Камалова, Г.Т. Изменение кадрового состава прокуратуры Урала в условиях НЭПа // Отечественная история. – 2008. – №2. – С. 120-124.
  8. Кириллов, В.В. История России: учебное пособие. – М.: Высшее образование, 2008. – С.661.
  9. Надеждина, В.А. Россия нэповская // Отечественная история. – 2004. – №4. – С. 180-189.
  10. Телицын, В.Л. «Бублики для республики»: Исторический профиль нэпманов // Отечественная история. – 2006. – №5. – С. 167-168.
  11. Файн, Л.Е. Нэповский «эксперимент» над российской кооперацией // Вопросы истории. – 2001. – №7. – С. 35-55.

 

 

 

 

 

 

Приложение

  1. Сущность новой экономической политики

 

 

  1. Кризисы нэпа
годы причины

кризисов

сущность последствия
1923 Политика большевиков, направленная на приоритетное развитие промышленности; неспособность промышленности обеспечить на достаточном качественном и количественном уровнях потребности хозяйства Кризис сбыта: появление в народном хозяйстве так называемых «ножниц» цен – высоких на промышленные товары и низких на сельскохозяйственные продукты; это затрудняло товарооборот между городом и деревней Товарный голод на промышленные изделия в деревне; ликвидация кризиса путём сближения ценовых параметров
1925 Отсутствие продуманной экономической политики развития страны Кризис хлебозаготовок Сохранение государственных заготовок хлеба и уменьшение его экспорта
1927-1928 Противоречия между рыночными и директивно-плановыми началами в экономике Кризис хлебозаготовок Ликвидация кризиса при помощи административно-хозяйственных мер; свёртывание нэпа

 

 

  1. Ликвидация нэпа

 

 

  1. Система «дирижирования» кооперациями

 

 

ЦК ВКП (б)
Оргбюро
Учетно-распределительный   отдел
Учраспредотдел при Центросоюзе
Учраспредотдел при Сельскосоюзе

 

Учраспредотделы др.крупных кооператив. центров и союзов.
Кооперативное          совещание