Духовный опыт человека

План.

1. Внутренний мир человека (душа), и его структура.

2. Любовь в духовном опыте человека.

3. Смерть и бессмертие как смыслы бытия человека.

1. Внутренний мир человека (душа), и его структура.

Душа́ (от ст. слав. доуша) (греч. ψυχή, лат. anima) — нематериальная сущность (природа) человека (согласно многим идеалистическим философским направлениям и религиозным течениям) дающая начало и обуславливающее жизнь организма, способности ощущения, мышления, сознания, чувства и воли, представляющая собой «дуновение жизни»; обычно противопоставляется телу.

Душа — в религиозной философии нематериальная сущность, которой свойственно сознавать, мыслить, чувствовать и свободно действовать. Средоточием душевной жизни человека является самосознание, сознание себя неповторимым человеческим существом, индивидуальностью. По взглядам религиозных философов именно душа способна превозмогать детерминирующие влияния извне от природного и социального миров и становиться источником совершенствования внешнего мира, его очеловечивания. Религиозные деятели утверждают, что любая человеческая душа для Бога дороже, чем весь мир и именно поэтому Бог, в лице Иисуса Христа, принял в Себя человеческое естество, созданное Им по Своему образу и подобию, и пострадал именно за людей.

Душа начала рассматриваться в качестве философского понятия, доступного рациональному анализу, у древних греков. Все досократики задавались вопросом о душе и особенно о связи её и тела — двух фундаментальных измерений человеческого существования. С точки зрения Платона, душа и тело существуют отдельно друг от друга, в то время как для Аристотеля они неразрывно взаимосвязаны. «Душа есть первая энтелехия естественного тела, обладающего в возможности жизнью. Итак, душа неотделима от тела; ясно также, что неотделима какая — либо часть её, если душа по природе имеет части, ибо некоторые части души суть энтелехия телесных частей», — пишет Аристотель, для которого «все естественные тела суть орудия души».

После теософского периода к исследованию души вновь обращаются Шопенгауэр, Кант и Гегель. В двадцатом веке преобладает тенденция интерпретации души как мистического понятия, несмотря на работы таких учёных, как Брентано, Фрейда (с понятием ид), Юнга, Ясперса и Габриэля Марселя, утверждающих, что любой человек переживает внутри себя импульсы и творческие жизненные стремления, не связанные напрямую со сферой рассудка.

Понятие души восходит к анимистическим представлениям об особой силе, существующей в теле человека и животного, а иногда — и растения. С древних времён человек задавался вопросом о различии живого и неживого. В ходе развития мифологического мышления сформировалось понятие о душе, как о некотором атрибуте живого существа. Наблюдение за дыханием живого, которое после его смерти исчезало, способствовало возникновению древних представлений о душе, как о дыхании, происходящем извне. Соответствующие наблюдения над кровью и исчезновением души при большой её потере, привели к тому, что в крови видели носительницу души. Сновидения привели к представлению о душе, как о субстанции, существующей независимо от тела.

В связи с тем, что душа понимается как субстанция, ей сначала приписываются свойства тончайшего вещества, находящегося в крови, как было у большинства досократиков в греческой философии (Эмпедокл, Анаксагор, Демокрит). По Платону, душа является бессмертной и нематериальной и предшествует существованию в физическом теле. До рождения человека душа созерцает идеи в нематериальном мире, а после того, как вселяется в тело, «забывает» их. Отсюда суждение Платона о том, что все знания — лишь воспоминание забытых идей, познанных душой до рождения. Аристотель называет её первой энтелехией жизнеспособного тела; только разумная душа человека (дух) может быть отделена от тела и является бессмертной

Понятие души в науках. Душа — в отличие от индивидуального духа — совокупность тесно связанных с организмом психических явлений, в частности чувств и стремлений (витальная душа). До Нового времени предметом метафизики был вопрос, является ли душа субстанцией.

Развитие душевной жизни («психогенез») исследуется как психогенетически, так и онтогенетически — детской психологией, этнопсихологией, зоопсихологией; исследованием доисторического и (в узком смысле) исторического развития душевной жизни занимается психология развития. Поскольку психическая жизнь связана с бытием и развитием материальных тел (а именно, нервной системы), их формирование также образует основу психогенеза.

2.Любовь как в духовном опыте человека.

Согласно Ницше, любовь всегда эгоистична, альтруизм невозможен, его соучастие в любви противоестественно. В этом смысле любовь и мораль исключают друг друга, любовь оказывается «по ту сторону добра и зла». Если одухотворенность и возможна в любви, то это лишь одухотворенность чувственности в смысле ее острой осознанности, «пронзительности». Так как любовь есть способ самоутверждения Воли, то она проявляет себя не только как любовь к существу противоположного пола, но и как любовь к жизни вообще и любовь к власти особенно. Но эти два последние измерения присутствуют и в половой любви как стремление к преодолению налично существующего, как желание победить партнера в любви, сломать его и подчинить себе. Преодолеть существующее — значит преодолеть и свое прежнее существование: любовь способствует жизненному творчеству, но также и отрицанию уже существующей жизни, так что она оказывается преамбулой смерти, вводит на ее порог.

Страсть любить, отмечает в книге «Искусство любить» американский социолог Э. Фромм, это самое существенное проявление человеческих положительных, жизнеутверждающих влечений. «Любовь – единственный утвердительный ответ на вопрос о проблеме существования человека». Однако, продолжает он, большая часть людей не способна развить ее до адекватного уровня возмужания, самопознания и решимости. Любовь вообще – это искусство, требующее опыта и умения концентрироваться, интуиции и понимания, словом, его надо постигать. Причиной того, что многие не признают этой необходимости, являются, по мнению Фромма, следующие обстоятельства: 1) большая часть людей смотрит на любовь с позиции «как быть любимым», но не
«как любить», не с позиции возможности любви; 2) представление, что проблема в самой любви, а не в способности любить; 3) смешиваются понятия
«влюбленность» и «состояние любви», в результате чего доминирует представление о том, что нет ничего легче любви, в то время как на практике это совсем иначе. Чтобы преодолеть это состояние, надо осознать, что любовь
– искусство (равно как человеческая жизнь вообще), что его необходимо постичь. Прежде всего, надо понять, что любовь нельзя сводить только к отношению между противоположными полами, мужчиной и женщиной. Любовью отмечена вся человеческая деятельность во всех ее проявлениях (любовь к труду, родине, удовольствиям и т.п.), более того, любовь может быть побудительницей этой деятельности, ее стимулом, источником энергии. «Любовь становится более плодотворной от наших внутренних переживаний, — пишет Х.
Ортега-и-Гассет, — она рождается во многих движениях души: желаниях, мыслях, стремлениях, действиях; но все то, что прорастает из любви, как урожай из семени, еще не сама любовь; любовь – это условие, чтобы названные движения души проявились». Поэтому в каждую эпоху выделились разные виды и аспекты любви, делались попытки систематизировать формы ее проявления, расположив их по мере значимости и смыслу.

Любовь – и в этом проявляется ее уникальная роль в жизни – одна из немногих сфер, в которых человек способен почувствовать и пережить свою абсолютную незаменимость. Во многих социальных ролях и функциях конкретного человека можно заменить, заместить, сменить, только не в любви. В этой сфере жизни индивид имеет, таким образом, высшую ценность, высшее значение по сравнению со всем остальным. Здесь человек не функция, а он сам, в своем конкретном и непосредственном абсолюте. Именно поэтому только в любви человек может прочувствовать смысл своего существования для другого и смысл существования другого для себя. Это высший синтез смысла существования человека. Любовь помогает ему проявиться, выявляя, увеличивая, развивая в нем хорошее, положительное, ценное.

И, наконец, любовь – это одно из проявлений человеческой свободы. Никто не может заставить любить – ни другого, ни самого себя. Любовь – дело собственной инициативы, она основа самой себя.

Специфику любви Ортега-и-Гассет характеризует так: «Любовь – и именно любовь, а не общее состояние души любящего – есть чистый акт чувств, направленный на какой-либо объект, вещь или личность. Как одно из чувственных проявлений памяти, любовь сама по себе отлична от всех составных памяти: любить – это не соотносить, наблюдать, думать, вспоминать, представлять; с другой стороны, любовь отлична и от влечения, с которым она зачастую смешивается. Без сомнения, влечение – одно из проявлений любви, но сама любовь не есть влечение… Наша любовь – в основе всех наших влечений, которые, как из семени, вырастают из нее».

Любовь всегда означает новое видение: с приходом любви и ее предмет, и все его окружение начинают восприниматься совершенно иначе, чем раньше. Это выглядит так, как если бы человек в один момент был перенесен на другую планету, где многие объекты ему незнакомы, а известные видны в ином свете.
Новое видение, сообщаемое любовью, это, прежде всего видение в ауре, в модусе очарования. Оно придает объекту любви особый способ существования, при котором возникает ощущение уникальности этого объекта, его подлинности и незаменимости. Любовь, создающая ореол вокруг любимого объекта, сообщает ему святость и внушает благоговение. О том, сколь сильным может быть благоговение, говорит, к примеру, то, что даже самые уродливые изображения богоматери находили себе почитателей, и даже более многочисленных, чем хорошие изображения.

А. Шопенгауэр и 3. Фрейд полагали, что любовь ослепляет, притом настолько, что в любовном ослеплении человек способен совершить преступление, ничуть не раскаиваясь в этом. Но любовь не ослепление, а именно иное видение, при котором все злое и дурное в любимом предстает только как умаление и искажение его подлинной природы. Недостатки любимого, замечает С. Л. Франк,— это как болезнь у больного: ее обнаружение вызывает не ненависть к нему, а стремление выправить его.

Ситуация, создаваемая любовью, парадоксальна: два человека становятся одним и одновременно остаются двумя личностями. Это ведет к тому, что любовь приобретает не только облик совпадения и согласия, но и облик конфликта и борьбы. Эту внутреннюю противоречивость любви хорошо выразил Ж.-
П. Сартр, считавший конфликт изначальным смыслом «бытия-для-другого».
Единство с другим неосуществимо ни фактически, ни юридически, поскольку соединение вместе «бытия-для-себя» и «другого» повлекло бы за собой исчезновение отличительных черт «другого». Условием отождествления
«другого» со мною является постоянное отрицание мною, что я — этот
«другой». Объединение есть источник конфликта и потому, что, если я ощущаю себя объектом для «другого» и намереваюсь ассимилировать его, оставаясь таким объектом, «другой» воспринимает меня как объект среди других объектов и ни в коем случае не намеревается вобрать меня в себя. «…Бытие-для — другого,— заключает Сартр,— предполагает двойное внутреннее отрицание»

3.Смерть и бессмертие как смыслы бытия человека.

В решении этого вопроса марксизм, например, исходит прежде всего, из самоценности и самоцельности человеческой жизни, которая представляет в нем и не случайной, и не бессмысленной. Индивид, личность, человек рассматриваются не только сами по себе, но и как часть целого человеческого общества.
От всех других живых существ человек отличается более всего тем, что на протяжении своей индивидуальной жизни он никогда не достигает «целей» жизни родовой, исторической ; в этом смысле он — постоянно не реализуемое существо. Такая неудовлетворенность, нереализуемость содержат в себе побудительные причины творческой деятельности, не заключенные в непосредственных ее мотивах (материальных и прочих) Именно поэтому призвание, назначение, задача всякого человека — всесторонне развивать все свои способности, внести свой личный вклад в историю, в прогресс общества, его культуры.
Но в принципе таков же и смысл жизни общества, человечества в целом, который они реализуют, однако, в исторически неоднозначных формах. Мера этого единства, неодинаковая на разных этапах истории и в разных общественно-экономических формациях, и определяет ценность человеческой жизни. Эта мера не является надличностной или надобщественной, но диалектически объединяет цели и смысл жизни личности и общества, а они могут находиться в противоречии в общественно-экономических условиях, отчуждающих человека, и все более совпадать в процессе становления нового, гуманитарного и демократического общества.
Такое понимание смысла и ценности человеческой жизни опирается на учение о социальной сущности человека. Поведение личности определяется социальными, социально-этическими и нравственно-гуманистическими факторами, которые являются его регуляторами.
Например:
Л.Н. Толстой: «Человек может рассматривать себя как животное среди животных, сегодняшним днем, он может рассматривать себя как члена общества, народа, живущего веками, может и даже непременно должен (потому что к этому неудержимо влечет его разум) рассматривать себя как часть всего бесконечного мира, живущего бесконечное время. И потому разумный человек должен был сделать и всегда делал по отношению бесконечного малых жизненных явлений, могущих влиять на его поступки то, что в математике называется интегрирование, т.е. установлять, кроме отношения к ближайшим явлениям жизни, свое отношение ко всему бесконечному по времени и пространству миру, понимая его как одно целое». Л.Н. Толстой видел смысл не в том, чтобы жить, зная, что «…жизнь есть глупая, сыгранная надо мною шутка, и все-таки жить, умываться, одеваться, обедать, говорить и даже книжки писать. Это было для меня отвратительно…».
Л.Н. Толстой не мог признать бессмысленность жизни, не мог видеть смысл жизни в личном благе, когда «…живет и действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все люди и даже существа жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо…». К большому сожалению приходится признавать, что в нашем обществе период господства авторитарно-бюрократической системы таки отчужденные формы жизни получили широкое распространение. Их изживание потребует немало времени и серьезной многоплановой работы по перестройке всех сфер жизни общества. Идеи Л.Н. Толстого оказывают огромное влияние на нравственный мир человека, на то, как он решает для себя вопросы смерти и бессмертия.
Что привлекает в них современного человека, сознание которого ежедневно и ежечасно насыщается понятиями и образами, возникающими под влиянием научно-технической революции, геронтологии, проектов радикальной перестройки природы человека, беспредельного увеличения продолжительности его жизни, бессмертия?
Если ответить на этот вопрос в двух словах, то можно сказать — высочайшая человечность, т.е. органическая соединенность мысли с чувствами неповторимой и бесконечной в самой себе личности с другими людьми и человечеством в целом, которая и позволяет осознать, что смысл жизни заключен в самой жизни, в ее вечном движении как становлении самого человека. Мысль о неизбежности биологической смерти человека неразрывно связана с утверждением нравственного, духовного бессмертия человека.
Смерть страшна для тех, кто «…не видит, как бессмысленна и погибельна его личная и одинокая жизнь, и кто думает, что он не умрет… Я умру так же, как и все… но моя жизнь и смерть будут иметь смысл для меня и для всех…». Нравственный смысл жизни Л.Н. Толстого распространяется и на смерть: «…человек умер, но его отношение к миру продолжает действовать на людей, даже не так как при жизни, а в огромное количество раз сильнее, и действие это по мере разумности и любовности увеличивается и растет, как все живое, никогда не прекращаясь и не зная перерывов…». Живя для блага других, человек «…здесь в этой жизни уже вступает в то новое отношение к миру, для которого нет смерти, и установление которого есть для всех людей дело этой жизни…».
Понимание нравственно-философского смысла жизни у В.С Соловьева резюмируется в том, как решается им вопрос о соотношении личности и общества, их интересов и целей.
В.С Соловьев : «…нельзя по существу противопоставлять личность и общество, нельзя спрашивать, что из этих двух есть только цель и что есть только средство…» Утверждая бесконечность человеческой личности в качестве аксиомы нравственной философии, В.С Соловьев протестует как против индивидуализма, так и против таких сторонников коллективизма, которые «…видя в жизни человечества только общественные массы, признают личность за ничтожный и приходящий элемент общества, не имеющий никаких собственных прав и с которым можно не считаться во имя так называемого общего интереса…»

Библиография.

1.Введение в философию. В 2-х частях. 1898 год. С. 219-220, с. 247-258.
2.Материал из Википедии — свободной энциклопедии. 3.Философия любви. Ч. 1/Под общ. ред. Д. П. Горского; Сост. А. А.Ивин. – М.: Политиздат, 1990. 4. Василев К. Любовь. М.: Прогресс, 1992. 5. Ницше Ф. «Так говорил Заратустра» 6. Толстой Л.Н., Полн. Собр. Соч. Москва, 1992 год, том 35, с. 161.